2. Виктор Ардов, «Поцелуй музы»
Напрасно, о напрасно иные верхогляды полагают, что истинное вдохновение встречается только в сфере так называемого «чистого искусства». Разумеется, художественная литература и музыка, театр и живопись являют наиболее удобные поприща для высокого полета мечты. Но очень часто, выражаясь поэтическим слогом, муза запечатлевает поцелуй на челе деятеля скромной и, казалось бы, совсем обыденной профессии.
Вот, например, один мой сослуживец по давним временам — некто С. К. Сугубов — он… Впрочем, расскажу по порядку.
С товарищем Сугубовым С. К. впервые я встретился в 1919 году, — я тогда поступил на скромную должность в союз потребительских обществ. Помнится, чаще всего Сугубов, значительно выше меня стоявший по служебной лестнице, сидел за присвоенным ему столом и, сладострастно кряхтя, что-то писал в течение трех или четырех часов кряду. И лицо его, орошаемое обильным потом, выражало вдохновение. Другого слова и не подберу… Ноздри его расширялись, словно он обонял нечто сладостное, но трудноуловимое, а зрачки уходили под верхние веки, и часто поглядывал он на потолок.
После обеденного перерыва Сугубов обычно поправлял на носу пенсне и обращался к машинистке:
— Что вы печатаете?
— Отношение… — отзывалась машинистка. — Владимир Георгиевич дал…
— Выньте отношение! — распоряжался Сугубов. — Потом допечатаете. Сейчас я сам подиктую…
И с этими словами он направлялся к столику машинистки, держа в руках пачку исписанных листов.
Машинистка с покорным вздохом трещала регулятором. Неоконченное отношение быстро-быстро вылезало назад из валика и сиротливо падало сзади машинки.
— Так. Мне нужно, значит, в шестнадцати экземплярах. Заправляйте. Готово?.. Пишите прописными и вразрядку: «Докладная записка». Так. Теперь с абзаца идет текст.
Голос Сугубова обретал какие-то умиленные нотки, и на лице его вновь появлялось давешнее вдохновение. Он диктовал, так же кряхтя:
— «Согласно имеющимся распоряжениям запятая указывающим точные нормы запятая долженствующие быть задерживаемыми запятая а также регулирующими взаимоотношения с вышестоящими организациями запятая ставящими себе целью происходящую ныне дезориентацию запятая дезориентирующую дисциплинирующие факторы…»
Меня обычно отвлекали мои собственные служебные обязанности, и я некоторое время не слышал диктовки Сугубова. Когда же я вновь получал возможность проявить внимание к его голосу, диктовались такие слова:
«…охватывающие все посредствующие и соподчиняющиеся пункты запятая регистрирующими озабочивающие нас…»
— Товарищ Сугубов, — робко говорила машинистка, — а скоро будет точка?
— Точки не будет. Пишите. Точка будет завтра, когда я допишу вторую половину этой докладной записки. Пишите: «озабочивающие нас встречающиеся противоборствующие течения запятая представляющие собою…» Написали? «…собою устаревающие формы запятая воплощающиеся…»
И по выражению лица Сугубова ясно было, что в этот момент он ощущает поцелуй музы на своем удлиненно-высоком челе…
Лично я недолго укреплял своей персоною аппарат потребительской кооперации. Через некоторое время после моего ухода со службы я встретил Сугубова на бульваре и принялся задавать ему вопросы, обычные при свидании с бывшим сослуживцем:
— Ну, как у вас в потребительском союзе? Всё по-прежнему? Владимир Георгиевич что поделывает? Машинистка Спорова?
— Понятия не имею, — небрежно ответил Сугубов. — Я уже давно там не работаю…
— Что так?
— Неинтересно. Простору нет в работе. Отклика не чувствуешь.
— То есть? — заинтересовался я.
Сугубов проникновенно начал:
— Ну, вот вы меня знаете — знаете, что именно я могу, какие у меня задатки… А у них… ну, написал я одну докладную записку, ну, другую… Прочитали их разные председатели да заведующие — и под сукно…
На лице Сугубова появилось самолюбивое выражение, умеряемое, впрочем, скромностью истинного артиста. Он сказал:
— Нет, брат. Уж если писать, так писать — для масс. Чтобы народ читал и… поражался бы, что ли… Вот не угодно ли: мое творчество…